6. СЛУШАЛИ: Выступление заместителя управляющего тов. Финикова.
Тов. Фиников считает, что обсуждение дела тов. Гребешкова проходит на высоком принципиальном уровне. Тов. Фиников говорит, что его личная
оценка вчерашнего случая в основном совпадает с уже высказанными оценками. Далее тов. Фиников выражает надежду на то, что после него выступит управляющий Раймяу тов. Залыгин, и присоединяется к мнению последующего оратора.
7. СЛУШАЛИ: Предложение тов. Кепченко (ст. бухгалтер) .
Тов. Кепченко предлагает категорически запретить на собрании курить.
ПОСТАНОВИЛИ: Категорически запретить на собрании курить.
(Принято единогласно.)
8. СЛУШАЛИ: Выступление управляющего тов. Залыгина.
Тов. Залыгин благодарит тов. Гребешкова за своевременный сигнал. Вместе с тем тов. Залыгин считает, что общественный долг тов. Гребешкова—помочь сотрудникам Раймяу покончить с бюрократизмом в их учреждении. Поэтому тов. Залыгин приглашает тов. Гребешкова и впредь почаще заглядывать в Раймяу и на все получаемые отказы И проявления казённого равнодушия немедленно и со всей решительностью реагировать.
В заключение своего выступления тов. Залыгин предлагает принять резолюцию о досрочном изживании бюрократических извращений в Раймяу.
ПОСТАНОВИЛИ: Изжить бюрократизм в Раймяу на три месяца раньше намеченного срока, то-есть к началу четвёртого квартала».
К моменту вынесения резолюции в кабинете было так накурено, что Гребешков уже никого не видел. Отчасти это объяснялось и тем, что он закрыл глаза, так как ему стало даже нехорошо.
Через пять минут, когда Гребешков открыл глаза, он действительно никого не увидел, так как в комнате никого и не было.
Одна лишь секретарша, перевернув на календаре листок с сегодняшним числом, плотно закрывала шторы на окнах.
Пусть до конца суток было ещё далеко и летнее солнце ещё вовсю сверкало на улице, по канцелярские часы показывали шесть часов десять минут, и, стало быть, этот день формально уже окончился, а значит, и солнце его зашло.
— Но, позвольте, — удивлённо воскликнул Гребешков, —сегодня же ещё не завтра?! Сегодня же ещё вчера... Что же это за галлюцинация? Где собрание? Где товарищ Залыгин?!
—Собрание закончилось, — терпеливо улыбнулась секретарша. — Повестка исчерпана. Кворум отбыл на футбол... Впрочем, если вы хотите видеть управляющего, — добавила она, выглянув в окно, — торопитесь, вон он садится в машину!
— Товарищ Залыгин, мы же не установили самого главного! — задыхаясь, крикнул Семен Семенович, бросившись прямо из подъезда к трогающейся с места машине Залыгина.
— Самое главное, по-моему, мы установили, — удивлённо посмотрел на него Залыгин, сделав, однако, знак шоферу остановиться. — Мы же установили срок окончательного изжития бюрократизма в Раймяу! За что мы, впрочем, и должны ещё раз вас поблагодарить! — поспешно добавил он. И, протянув руку через опущенное стекло, он попытался пожать руку Гребешкова.
—Нет, нет, это ещё не все! — поспешно отдёрнул руку Гребешков, испугавшись, что управляющий, как только осуществит торжественное рукопожатие, сочтет дело законченным и умчится. — Это ещё не все...
— Что же вы ещё хотите? — удивился Залыгин.
—Я хочу добиться того, за чем я пришёл, — твердо сказал Семен Семенович. — Я хочу выяснить: пили ли вы воду, или, точнее сказать, жидкость из графина в нашем комбинате позавчера около двух часов дня. Пили или нет?
— Из какого графина? — переспросил управляющий.
— Из графина, что стоял на столе в общем зале, — пояснил Гребешков. — Такой оригинальный — в виде рыбы...
— В общем зале? — удивился Залыгин. — Да как же я мог пить эту вашу жидкость, если я и не заходил в общий зал?
— Не заходил?! — ахнул Гребешков. — Вы хорошо это помните?
— Как же я мог зайти в общий зал,—снисходительно усмехнулся Залыгин, — когда я вообще не выходил из кабинета вашего директора? Мне и пиджак туда приносили и в книгу меня там записывали. Ваш Петухов когда-то работал у меня замом, — пояснил он. — Зачем же я в общий зал-то пойду?
— Стало быть, не пили.,. — вздохнул Гребешков. — Впрочем, это даже хорошо...
— А что это была за жидкость такая? — поинтересовался управляющий.
— Так... Обыкновенная жидкость... — отвёл глаза Семен Семенович. — Ия даже рад, что именно вы её не пили!
— А что? Разве могло выйти что-нибудь плохое, если б я выпил?
— Во всяком случае, ничего хорошего бы не вышло, — кивнул Гребешков.
И пока он доставал свою записную книжку и вычёркивал из описка возможно бессмертных фамилию Залыгина, машина управляющего тронулась с места и покатила. Сквозь стихающий рокот мотора и шелест шин до Гребешкова донеслось только:
— Заходите в Раймяу! И помните: если что — прямо ко мне!
Баклажанский яростно взбивал мыльную пену в розетке для варенья. По извечной системе взаимозаменяемости агрегатов в холостяцком хозяйстве, бритвенный стаканчик был забит окурками, которые нельзя было совать в пепельницу, ибо последняя уже давно была занята под варенье.