Петухов был опытным очковтирателем и поэтому тщательно скрывал свои махинации не только от начальства и госконтроля, но и от подчинённых, от коллектива сотрудников.
Наконец вопрос встал об исполнителе. И тут выбор пал на только что вернувшегося в свой родной портновский цех Гребешкова.
Расчёт был безошибочный: хороший производственник. В прошлом, он должен был сильно соскучиться по работе и теперь, конечно, вложит в неё весь свой пыл и старание.
Кроме того, уже сама фигура старичка-рекордсмена была трогательной и крайне привлекательной для будущих репортёров и очеркистов.
А там вспомнят и о том, кто воспитал таких работников, и тут слава товарища Петухова засияет новым, немеркнущим и даже немигающим пламенем!
Семен Семенович, выслушав предложение директора, вышел из кабинета потрясённый. Справится он или нет? Он должен был справиться! Заключённое в нем бессмертие властно требовало этого.
Предрекордную ночь Семен Семенович спал плохо. Но наутро чисто выбритый, подтянутый, с плотно сжатыми губами и суровой решимостью в строгих голубых глазах он вошёл в цех и, быстро поздоровавшись с суетившимися вокруг людьми, прямо прошёл к тому месту, где внушительной горой лежали брюки, которые ему предстояло выгладить.
Гусааков, который выбрал на сегодняшний день необременительную работу хронометражиста, посмотрел на секундомер, выждал несколько секунд и махнул рукой.
— Ноль-ноль! — крикнул он. — Давай-давай!
Это и было сигналом к началу.
Семен Семенович кивнул своим подручным и начал.
По воле товарища Петухова сегодня весь штат был брошен на рекорд. Портные и косметички, счетоводы и парикмахеры, уборщицы и сапожники превратились в подсобников Семена Семеновича.
Вдоль столов, по-банкетному составленных буквой «П», проносились подносчики и раскладывали брюки для поточного глажения.
Вслед за ними мчался бухгалтер-накрывальщик, который застилал разложенные брюки тряпками.
Двое брызгальщиков поливали эти тряпки водой изо рта.
Уборщица с графином стояла у конца стола и заправляла брызгальщиков перед новым пробегом.
Семен Семенович гладил. Гора брюк сразу стала оседать и таять с поразительной быстротой, хотя на взгляд со стороны он работал медленно. Он аккуратно и любовно проверял каждую складочку. Утюг плыл вдоль русла брюк медленно и ровно. Остановившись у обшлага, он поворачивал бортом, давал задний ход, потом — малый вперёд и, словно пароход, повернувшись вокруг своей оси, так же плавно и ровно плыл обратно, вдоль другой складки.
Семен Семенович вёл своё судно точно по курсу, не отклоняясь ни на миллиметр, не совершая ни одного лишнего манёвра.
В этой точности и был заложен секрет быстроты. Семен Семенович чувствовал душевный подъём. Профессия возвращалась к нему, как молодость, с легкостью движений, с точностью глазомера, с весёлым азартом и неудержимым озорным желанием покрасоваться своим уменьем. Он отставлял утюг, почти не глядя, и казалось, утюг сам послушно вскакивает на свою проволочную подставку.
Семен Семенович не замечал времени. Уже приближался
обеденный перерыв, уже давно график был оставлен далеко позади и ликующий Гусааков, стуча но секундомеру, докладывал Петухову о выполнении- перевыполнении, уже давно устали и сбились с ног подносчики, а Семен Семенович работал все так. же легко и красиво, не видя ничего, кроме нескончаемого пёстрого потока штанин.
Но с некоторого времени его стала удивлять странная закономерность, замеченная им в этом потоке. Через примерно равные промежутки стали появляться брюки, очень похожие друг на друга.
Вот совсем недавно легко выпорхнули из его рук серые брюки в ёлочку, пересечённую красной полоской. Они были гладкими, словно накрахмаленными. Теперь перед ним лежали другие брюки — совсем такие же, с той же ёлочкой, с той же полоской, только мятые и жалкие.
Семен Семенович подивился этому совпадению, улыбнулся и продолжал работать. Но через пятнадцать минут серая ёлочка снова замельтешила перед ним.
Гребешков вздохнул и мысленно посетовал на лёгкую промышленность. Явственно сказывался скучный стандарт. Однообразие ассортимента наглядно заявляло о себе.
Это объяснение было огорчительным, но, невидимому, верным. Семен Семенович ещё раз вздохнул и принялся за очередную пару и вдруг профессиональная зрительная память толкнула его на странные догадки.
Перед ним, во всей своей неприглядности, лежали те самые серые брюки с красной полоской, которые он трижды гладил!
Да, да, он был готов поручиться, что это те самые. В последний раз он запомнил их чуть обтрёпанный обшлаг и чернильные пятнышки возле кармана. И теперь приметы совпали.
Это было нелепо и невероятно. Семен Семенович зажмурился и тряхнул головой, как бы прогоняя галлюцинации. В этот момент ему подали брюки в коричневую клетку, и он опять узнал их по оторванной пуговице часового карманчика.
Что за фантастика?!
Не прекращая работы, Семен Семенович продолжал напряжённо вглядываться в шерстяной поток и с ужасом убеждался в том, что те же брюки по нескольку раз проходят перед ним, как статисты в провинциальном театре, изображающие непрерывный марш войск.