— Как зовут вашу жену? Быстро! — зажав трубку, крикнул он посетителю.
— Анна Васильевна... Или, скорее, Анна Борисовна... — ещё более волнуясь, прошептал посетитель.
— Анна её зовут, Аннушка! — крикнул в трубку Харитонов и с подсказки оправившегося немного посетителя сообщил министру фамилию роженицы и название родильного дома.
Теперь все четверо мужчин ждали. В комнате стояла напряжённая тишина.
— Да, да, товарищ министр, слушаю! — вскрикнул Харитонов и чуть отодвинул трубку от уха, чтобы и другие могли слышать.
— Поздравляю! — прожужжал в трубке весёлый голос министра. — Ваша жена родила! Чувствует себя прекрасно. Родилась девочка.
— Как его зовут? — растерянным шопотом спросил порозовевший посетитель.
— Как его назвали... нашего ребенка! — на ходу поправился Харитонов.
— Сейчас узнаю, — трубка замолчала и через секунду радостно сообщила: — Нашего ребёнка зовут Ляля, это, вероятно, Ольга. В Ляле девять фунтов.
— Девять фунтов -— это сколько? — замирающим шопотом спросил посетитель.
— Это много даже в килограммах, — успокоил его Харитонов, зажав рукой трубку. Но министр всё-таки услыхал.
— Это очень много, — подтвердила трубка. — Только на детей метрическая система почему-то не распространяется. Что передать матери?
— Передайте, пожалуйста, что все мы очень счастливы и что все мы тоже чувствуем себя прекрасно.
Харитонов поблагодарил министра и повесил трубку.
— Спасибо, спасибо! — жал ему руку посетитель.— Я передам!
— Кому передадите? — удивился Харитонов.
—Отцу Ляли. Я, собственно, только сосед. Но у нас дома телефона нет, а отец Ляли болен... Значит, мы имеем девять фунтов... Это очень много для одного ребёнка... Даже министр считает это достижением! и, продолжая радостно бормотать, он вышел.
—Вот видите, — весело сказал Харитонов. — Все время рождаются новые люди... Вот оно, наше будущее! — Он посмотрел в окно и вдруг так же весело обозлился. — А что мы все время говорим «будущее , будущее»? «Для них», «ради них»... Ничего подобного! Мы для себя тоже живём. Ради себя живём. И ещё как живём! Да, я живу в своё удовольствие! Только удовольствие для меня — это делать как можно больше для народа. Я от всего удовольствие получаю: и от споров, и от книг, и от работы, даже от драки! — Он стукнул кулаком по столу и, хитро прищурившись, с вызовом сказал: — ещё неизвестно, поменяюсь ли я своей жизнью с этими самыми потомками или нет. Так, вдобавок к своей жизни, ихнюю жизнь возьму, а меняться?.. Это ещё вопрос! — Он погрозил пальцем Гребешкову и Баклажанскому. — И вы каждый день получаете удовольствие от того, что вы делаете. И даже от того, что у вас не сразу получается. Это даже интереснее, когда, наконец, получится, радости больше!.. — Харитонов ободряюще улыбнулся Баклажанскому и, вдруг спохватившись, посмотрел на часы. — Ах ты, как время бежит! ещё двух человек принять надо.
—Ничего, — встал Семен Семенович. — Важно, что мы познакомились. Мы ещё встретимся с вами. А сейчас уж не будем больше вам мешать. Только вы уж теперь берегите себя, Николай Иванович, — умоляющим тоном прибавил Гребешков.
— Постараюсь, — рассмеялся Харитонов, — можете мне поверить. Мне эти годы вот так нужны! Триста лет только-только в обрез хватит!
И, ещё раз крепко пожав обоим руки, он проводил до двери своих предшественников по бессмертию.
— Странно: мы его почти не знаем, — медленно проговорил Баклажанский уже на улице, — а между тем я уверен, что если наши века существуют, то они попали по правильному адресу.
—Не знаем? — задумчиво переспросил Семен Семенович. — Мы знаем его жизнь: она простая и честная. И она похожа на миллионы других, точно так же достойных бессмертия... Этот человек и так всегда жил будущим и сейчас живет уже в будущем. И шагает в него дальше...
— Да, да, — перебил Федор Павлович, — он и стакан вечности выпил, даже не остановившись, как путник выпивает стакан воды!
— И на здоровье! — заключил Семен Семенович, и они оба, радостные и возбуждённые, зашагали к станции метро.
Глава восемнадцатая
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
Баклажанский приехал на Курский вокзал ещё до отхода своего поезда. При его размашистом характере не укладывающемся в рамки железнодорожных расписаний, это было уже большой удачей.
«Скоро ли мы увидимся?»—вот что ему больше всего хотелось спросить у провожающей его Кати. Но он не смел. Он уезжал по собственной воле и знал, что не вернётся, прежде чем ему удастся создать настоящую скульптуру нового шахтёра.
Скульптор и его спутница стояли возле цельнометаллического вагона, в котором через десять минут должен был отбыть Баклажанский, смотрели друг на друга и молчали. Их захватила сейчас та атмосфера торопливой грусти, которая всегда бывает на вечернем вокзале.
Многочисленные светящиеся циферблаты дрожащими стрелками напоминали им, что минута расставания неумолимо приближалась.
Спешили пассажиры. С ремнями через плечо бежали носильщики.
Вокзальное радио хриплой скороговоркой выкрикивало номера платформ и минуты отправлений и между сообщениями торопливо проигрывало развлекательные пластинки.