— Включай! — скомандовал товарищ Петухов, и сразу во всех пяти кабинах грянула музыка.
— Песни-танцы! — восхищённо воскликнул Гусааков. — Римский-Корсаков!.. Соловьев-Седой!
Петухов укоризненно посмотрел на своего несдержанного заместителя и постучал карандашиком по графину, призывая к порядку. В почтительном молчании музыку дослушали до конца.
— Выключай! — скомандовал товарищ Петухов и опять постучал карандашиком по графину. Теперь это означало, что он хочет сказать речь.
— Мало мы ещё делаем для обслуживания посетителей, — привычно начал он, — мало, товарищи... Хорошо это? Нет, товарищи, это плохо. Мало, товарищи, нас за это бьют. Больше нас надо бить, товарищи!
Уверенно покончив с вступлением, которое ограждало оратора от обвинений в зазнайстве, Петухов налил себе воды и перешёл к главной, положительной части своей речи:
— Но вот сегодня мы даём клиенту музыкальное обслуживание. Соответствующие музыкальные классики и наши выдающиеся современные композиторы своими мелодиями и рапсодиями скрасят посетителю долгие часы ожидания. Плохо это, товарищи? Нет, товарищи, это хорошо! Отныне наши посетители, находясь в таком виде, в котором они не могли бы присутствовать на концерте, будут, однако, продолжать пополнять своё музыкальное образование. И это неплохо!
Петухов вспомнил, как несколько лет назад его сместили с поста директора районного парка культуры и отдыха за развал культурного обслуживания. Он вспомнил об этом даже с некоторым удовлетворением. Теперь-то он неуязвим с этой стороны, чорт возьми!
—Я поздравляю вас, товарищи, — торжественно закончил свою речь Петухов, — и выражаю уверенность в том, что все мы и впредь не будем погрязать в той текучке, в тех мелочных починочных делах, на которые толкают нас отдельные клиенты, а в первую очередь будем заботиться о воспитательной, товарищи, культурно-массовой работе среди наших заказчиков. А теперь давайте разойдёмся по местам и будем добиваться новых успехов!
Гусааков прошёл по кабинам, и опять загремела музыка, как бы провожая расходящихся по местам недовольных сотрудников.
—Ох, стыдобушка... — проворчал, оглядываясь на ревущие репродукторы, старый портной Пахомыч. — Музыку завели, а заказы дольше всех комбинатов держим! Это Петухов своим авторитетом вибрирует!
— Ничего, ничего, Пахомыч, — сказала Маша Багрянцева. — Дай только производственного совещания дождаться! Я ему там все выложу...
Наконец сотрудники разошлись, и только теперь Гребешков мог приняться за дело. А дела было много. Накануне он подал Петухову заявление и договорился с ним о своём уходе из комбината с обязательством закончить предварительно все дела с накопившимися жалобами.
На столе Гребешкова стоял железный бумагодержатель в виде собачьей головы. В пасти собаки была зажата устрашающе толстая пачка жалоб, в которых Семен Семенович должен был разобраться, прежде чем он окончательно распрощается с комбинатом.
Честный Гребешков энергично и добросовестно взялся за дело, но с первых же шагов наткнулся на непредвиденные трудности.
Выдернув верхнюю бумажку из железной пасти бумагодержателя, Семен Семенович прочитал и подчеркнул красным карандашом слова: «... второй месяц прошу срочно заштуковать мне пиджак».
— Действительно безобразие! — возмутился Гребешков и побежал в цех.
Старший мастер Пахомыч, обстоятельный старичок с сантиметром на шее и набором булавок во рту, долго изучал пиджак жалобщика. Наконец он аккуратно, плечом к плечу, сложил пиджак, вернул его Гребешкову, для улучшения дикции вынул часть булавок изо рта и огласил окончательный приговор:
— Штуковать надо...
— Штуковать! Штуковать! — радостно подтвердил Семен Семенович и опять протянул портному пиджак.
— Надо штуковать! — ещё раз уверенно повторил Пахомыч, но пиджака не взял.
— Так, значит, заштукуем, Пахомыч?
— Не имею права, — печально сказал портной. — На штуковку требуется специальное разрешение товарища Гусаакова...— И он зло выплюнул остаток булавок.
Гусааков сидел в стеклянном закутке, который служил ему кабинетом, и решал кроссворд. Он делал это неохотно, только для того, чтобы занять время. Увидев Гребешкова, он радостно отложил никак не поддававшееся расшифровке «приспособление для сидения» из четырёх букв, начинающееся на «с» и кончающееся на «ул», и быстро осмотрел пиджак.
— Дырка-щелка! — радостно отметил он.
— В том-то и дело. Штуковать надо, товарищ Гусааков.
— Штуковать? По штуковке план уже выполнен. Вот если бы его чистить-красить...
— Красить его не надо, — мягко возразил Семен Семенович и умоляюще посмотрел на Гусаакова.— Как же быть? Клиент сегодня должен прийти, а мы тянем и тянем...
— Да, да, получается волынка-волокита! — вздохнул Гусааков. — Попробую согласовать с начальством. Подожди здесь.
Петухов выслушал сообщение своего заместителя и укоризненно покачал головой.
— Ты думаешь, нужно штуковать? — спросил он с плохо скрываемой иронией.
— Но если дырка... — Гусааков беспомощно развёл руками.