Стакан воды - Страница 57

Посредине танцплощадки неистово крутил свою даму паренёк в крохотной кепочке. Кепочка была, как нимб, — она держалась, почти не касаясь головы.

Баклажанский вывел Катю на середину, подчёркнуто целомудренно обнял её и стал выжидать того такта музыки, на котором ему легче всего вступить.

Одна часть мелодии сменялась другой, он терпеливо ждал. Порой он виновато говорил: «Сейчас, сейчас», иногда несмело пробовал потопать то одной ногой, то другой, но с места не двигался. Каждый раз ему казалось, что момент для его вступления ещё не настал. Наконец, махнув рукой на музыкальный такт, он бросился в танец, как бросаются в пропасть. Как раз музыка кончилась.

Все зааплодировали. Баклажанский совершенно непроизвольно поклонился, потом смутился, покраснел и тихо сказал Кате:

— Мне нужно сказать вам одну вещь...

Однако ожидаемая лёгкость так и не приходила.

Снова заиграла музыка, и сказать ему так ничего и не удалось.

Дело в том, что танцевать Баклажанский не умел. Только боязнь объяснения толкнула его на это рискованное предприятие.

Баклажанский попирал все законы ритма своими неуклюжими ногами.

Мало того, он ухитрялся наступать на ноги не только самому себе и своей даме, но и всем парам, которые неосторожно входили в зону его действия. Кого он не доставал ногой, того он неожиданно для самого себя подгребал далеко отставленной рукой и всё-таки дотаптывал.

На извинения уходило все время. Нечего было и думать сказать Кате что-нибудь, не относящееся непосредственно к этому сокрушительному танцу.

Наконец, заметив с трудом сдерживаемую Катей улыбку, он пробормотал:

— Вам неудобно со мной?

— Нет, что вы! — с чисто женской деликатностью запротестовала Катя. — Просто у нас с вами немножко разная манера танцевать. Может быть, лучше просто походим?

Баклажанский в последний раз наступил себе на ногу, нервно извинился, и они вышли.

Удобный момент для объяснения был безнадёжно упущен, нужно было все начинать сначала.

Баклажанский потащил Катю в самую отдалённую часть парка.

— Там, — пробормотал он, несколько повторяясь, — мне обязательно надо сказать вам одну вещь.

Они прошли в дальнюю, самую зелёную часть парка культуры п отдыха, туда, где кончалась культура и начинался отдых от неё.

Под деревьями с прибитыми к ним плакатами «Портить древонасаждения воспрещается» стояли длинные садовые скамейки. К ним-то и стремился Баклажанский в надежде, что интимность обстановки придаст ему достаточно смелости для произнесения роковой фразы. Но найти место на скамейке оказалось не так-то легко. На каждой сидело по нескольку пар.

Наконец им удалось найти скамью, на которой сидела всего одна пара. Их сосед и соседка оба были с портфелями. Он каждый раз начинал свои любовные притязания фразой: «Я ставлю вопрос так...» А когда она отвергала его признания, он жалобно возражал ей: «Зачем так ставить вопрос?»

Скульптор испуганно вскочил и, поспешно взяв Катю под руку, повлёк её дальше.

Катя звонко смеялась. Нет! Необходимо было сбить с неё это все время тормозившее его шутливое настроение. В этот момент Баклажанский увидел цветную фанерную указку с надписью: «На аттракционы!» Коварный мужской план мгновенно созрел в его голове.

«Закатаю! — решил он. — Нейтрализую её бдительность и тогда признаюсь!»

Катя охотно откликнулась на предложение развлечься, и они направились к городку аттракционов.

Аллею силомеров они миновали ввиду невозможности подступиться. Силовые аттракционы были любимой бесплатной забавой парковых милиционеров, и, для того чтобы пробиться к силомерам, надо было обладать такой физической силой, которую уже не имело смысла мерить.

Но через минуту путь им преградил сверкающий металлом громадный развлекательный агрегат с рычащим мотором.

Баклажанский остановился перед ним, как загипнотизированный. Гондола аттракциона не только делала полную «мёртвую петлю», но при этом ещё вращалась сама вокруг своей горизонтальной оси, проделывая фигуру, называемую лётчиками «бочкой» или «иммельманом».

— Закружу! — прошептал Баклажанский и сел в гондолу.

Катя заняла место сзади.

Мотор взревел, и Баклажанского пошло мотать во всех трёх измерениях. Люди, только что стоявшие вокруг загородки, вдруг повалились набок, потом все вместе дружно встали на голову, увлекая за собой прилипший к их ногам ландшафт.

Ветер выл. В тон ему тихо стонал Баклажанский. Теперь уже со всех сторон на него сыпались дома, деревья, пруды с плавающими на них лодками и красные садовые дорожки с набросанными по ним людьми...

Когда Баклажанского вынули из гондолы, на нем не было лица, галстука и документов, лежавших в боковом кармане. Документы и галстук, подобранные в траве, принесли моментально, а лицо, сравнительно нормальное лицо Баклажанского, появилось немного позже.

Баклажанский с полуобморочной непринуждённостью проговорил:

— Пойдёмте, Катя! — и взял при этом под руку билетёршу аттракциона.

— Катя, — жалобно продолжал он, отпустив билетёршу, — у нас с вами разные вкусы... Это плохо?