Стакан воды - Страница 58

— Это очень хорошо, — ласково сказала Катя. — Иначе нам было бы скучно друг с другом.

Катина фраза, да и сам тон, каким это было сказано, подействовали на скульптора как животворный бальзам.

Он вскочил и, поспешно взяв Катю под руку, повлёк её дальше, в безлюдную, тёмную под светившей ещё в полнакала луной аллею.

Если бы в аллее было немножко посветлей, даже Баклажанский заметил бы, что Катя ласково улыбнулась.

Она, конечно, давно уже понимала, в чем дело. И ей давно самой хотелось, чтобы Баклажанский сказал, наконец, то, что он собирался сказать.

Он сам, не зная того, уже сломал преграду, которая стояла между ними. Он вконец разрушил её своим решением ехать к Чубенко. Он хочет, искренно хочет стать таким, каким она мечтала его видеть! Значит, он станет таким. Что за беда, что он ещё не вылепил своих новых углекопов. Теперь он их вылепит, — она была уверена в этом. Она верила, что он рано или поздно добьётся своего!

И Катя с нетерпением ждала, когда же растерянный Баклажанский скажет то, что ей так не терпится услышать.

То-есть она, конечно, ещё не знает, что она ответит ему, но очень, очень хочет, чтобы он это сказал.

Между тем Баклажанский снова решил действовать. Танцы и робкий шопот на ухо он отмёл как полумеры.

Ему захотелось сделать для Кати что-нибудь необычное и слегка старомодное, тем более, что тенистая аллея располагала к этому.

— Можно мне донести вас до скамейки на руках? — набрав для храбрости воздуха, сказал Баклажанский.

— Можно! — улыбнулась Катя. Ей вдруг стало очень весело.

Наконец-то все хорошо! Сейчас он донесёт её до скамейки, посадит её и с ходу скажет все. Все три слова, которые нужно сказать.

Скамейки в парке были расположены весьма неравномерно. То их было слишком много, то их вовсе не было. Баклажанский шел с Катей на руках уже вторую стометровку, а скамейки все не попадалось.

Начинало сказываться отсутствие тренировки в переноске тяжестей. Руки с непривычки затекли. Ноги уже слегка подкашивались. Какой худенькой казалась ему Катя вначале и какой тяжёлой сейчас! Разумеется, мысль о возможности поставить её на ноги в середине пути не могла прийти ему в голову. Во всяком случае, он старательно отгонял её. Наконец он решил начать объяснение в походном положении.

— Катя... — срывающимся, натужным голосом сказал он. И в этот момент его окликнули.

Баклажанский обернулся и с ужасом увидел направляющегося к нему знакомого литературного критика. Встреча была настолько неожиданной, что Баклажанский растерялся, сразу не поставил Катю на землю и так и остался с ней на руках.

Критик, подойдя и разглядев его ношу, тоже смутился.

— Здесь такая почва, — попытался скульптор подвести научную базу, — что нужно носить...

— Да, да, здесь сыро... — согласился критик.

— Вот именно, песок... — подтвердил Баклажанский.

Так они стояли друг против друга: Баклажанский с Катей на руках и критик, крайне смущённый тем, что по неосторожности нарушил их одиночество. Катя, кусая губы от смеха, косила глазом на смущённых мужчин, с любопытством ожидая, как они выйдут из создавшегося положения.

— Как делишки? Все лепите? — наконец сказал критик только для того, чтобы что-нибудь сказать.

— Да вот... Все леплю, — ответил скульптор, чтобы что-нибудь ответить. — А вы все критикуете?

— А я все критикую, — отозвался собеседник.

После этого оба долго молчали в поисках слов, которыми можно было бы деликатно закончить беседу. Когда томительность паузы стала уже невыносимой, Катя решила помочь бедняге Баклажанскому найти повод для того, чтобы опустить её на землю.

— Может быть, вы всё-таки представите мне своего приятеля? — из последних сил сдерживая желание расхохотаться, проговорила она.

— Да, да, конечно... — смущённо забормотал Федор Павлович. — Знакомьтесь, пожалуйста... — и от растерянности он ещё крепче прижал к себе Катю.

— Иванова, — прошептала Катя с рук скульптора.

— Кишкинази, — представился критик. — Очень приятно.

После этого запас фантазии у обоих мужчин иссяк, и они опять замолчали.

— Так вы, это самое, звоните... — промямлил, наконец, критик.

— Обязательно! — обрадовался Федор Павлович.

— Телефон мой есть у вас?

— Нет... — неосторожно произнёс Федор Павлович и опять сорвал наладившееся было расставание.

— Позвольте карандашик, я вам запишу, — предложил обязательный критик.

Баклажанский попытался зубами достать карандаш из внутреннего кармана пиджака. Этот акробатический номер ему не удался. После второй попытки он вдруг автоматически протянул критику Катю и неожиданно для самого себя проговорил:

— Подержите, пожалуйста!

Кишкинази покорно приготовился принять Катю. Но она сама, наконец, соскочила на землю с рук Баклажанского и, улыбнувшись, подала критику свою самопишущую ручку.

— Ну, так я пойду... — робко сказал критик, быстро записав на листочке свой телефон. — Вы, стало быть, заходите...

— И вы не забывайте нас... — ответил Баклажанский.