Стакан воды - Страница 46

Он не хотел приходить на это собрание. Но вчера вечером сам товарищ Петухов, испугавшись за судьбу комбинатского рекорда, приехал к нему домой и стал поднимать вопрос на принципиальную высоту.

—Не будем давать общих оценок! — говорил он. — Но вы лично своё дело сделали? Сделали. И товарищи ваши тоже. Какое же право вы имеете отнимать у своих товарищей честно заработанную ими славу?

Гребешков молчал.

— Подойдём с другой стороны, — предложил Петухов. — Должны мы объяснить общественности принципиальное значение вашего рекорда?

— Должны, — с неожиданной решительностью согласился Гребешков.

— Вот и я считаю, что должны! — радостно подтвердил Петухов, и вопрос был решён.

И вот сейчас Семен Семенович, сидя за столом президиума, тщательно пытался скрыть своё волнение.

Гусааков предоставил слово Петухову. Фотограф из первого ряда моментально нацелился в него и щёлкнул. Петухов встал, откашлялся и начал с воды. Он пил так, как будто решил залить долго бушевавший внутри него огонь тщеславия. На этот раз он действительно испытывал полное удовлетворение своей деятельностью и уверенность в своей судьбе.

Он выпил два стакана воды и приступил к речи профессионально, начав с привычной самокритики.

Затем плавно переехав с критики ошибок прошлого на анализ нынешних достижений комбината, Петухов, наконец, подошёл к своей главной теме — к причине сегодняшнего комбинатского праздника.

Притихший зал внимательно и торжественно слушал.

Что удивительного в этом? О брючных трюках Петухова никто из присутствующих ещё не знал. Гребешков ушёл вчера из комбината слишком подавленный, для того чтобы делиться с кем-нибудь своим открытием. Даже Варвара Кузьминична ещё не знала подробностей.

И всем этим скромным людям, хорошо поработавшим накануне, сегодняшнее маленькое торжество казалось естественным. Их радовало, что срочный заказ дома отдыха был выполнен. Их увлекала сама попытка добиться рекордных показателей даже на их небольшом участке.

— Можем ли мы согласиться с тем, — продолжал Петухов, — что успех товарища Гребешкова является его личным делом? Нет, товарищи, с этим согласиться мы не можем. Почему бы нам не попробовать взглянуть на дело с другой стороны, со стороны общественного значения этого рекорда? Тогда мы увидим, чего можно добиться при помощи сознательного отношения к своему труду. Плохо это, товарищи? Нет, товарищи, это неплохо.

Гребешков не знал, как бороться с волнением. Чтобы отвлечься, он попытался «читать» пиджак сидящего рядом трестовского представителя.

«Двери у них, наверно, красили, — отметил он про себя, разглядывая эмалевое пятнышко на рукаве. Утром селёдку ел, — расшифровал Семен Семенович след подсолнечного масла на лацкане. И только одно небольшое пятно на поле пиджака никак не разгадывалось... Масло? Нет, оно не поблескивало. Краска?

Оно не имело цвета. «Вода! — вдруг догадался Гребешков. — Ну, конечно, вот уже и нет пятна».

А торжественная кантата Петухова уже шла к концу.

— Семен Семенович рос! — патетически воскликнул он. — И вот Семен Семенович вырос! Кривая роста Семена Семеновича неуклонно ползла кверху! И, может быть, то, что мы имеем сегодня, — это ещё не потолок Семена Семеновича! Гребешков — наш воспитанник, — скромно потупился Петухов, — и поэтому мы гордимся им и его рекордом, как своим собственным. Вскоре фотографии нашего уважаемого Семена Семеновича запестрят на страницах журнала «Огонёк», статуэтки с его изображением заулыбаются нам с полок магазинов культтоваров, а песни о нем будут будить нас по утрам и вечерам из громкоговорителей, но пока, не ожидая этого, мы должны первыми отметить гребешковский почин! Сегодня мы награждаем нашего рекордсмена ценным подарком. Товарищ Гусааков, — махнул он рукой председательствующему, — прошу!

Гусааков вскочил и жестом фокусника вытащил из-за спины дар дирекции комбината.

Это был большой хрустальный кубок с маленькой металлической фигуркой велосипедистки на крышке.

Утром Гусааков, непременно хотевший подарить Гребешкову что-нибудь крайне торжественное, нашёл этот кубок в комиссионном магазине и целый день с увлечением сдирал с крышки кубка выгравированную надпись:

«Первой велосипедистке женских Бестужевских курсов 1913 года».

Гусааков передал кубок Петухову. Петухов бережно принял кубок и на протянутых руках понёс его к Гребешкову.

Гребешков встал и, залившись краской, дрожащими руками взял кубок.

Весь зал стоя аплодировал этому торжественному моменту.

Фотограф, переползая почти по-пластунски, дал длинную очередь по президиуму.

Гребешков растерянно сунул кубок подмышку и неожиданно произнес:

— Я хочу сказать речь...

— Просим! Просим! — послышалось из зала.

— Браво-бис! — звонко закричал Гусааков, и сразу зал притих.

Гребешков собирался с мыслями. Зал затаенно ждал. Атмосфера торжественности сгустилась до того, что, казалось, её можно было потрогать руками.

— Вот я слушал речь товарища Петухова, — наконец начал Семен Семенович, так и не выпуская зажатую подмышкой бестужевскую велосипедистку. — Я слушал речь товарища Петухова и думал... всё-таки чудное у нас дело... Казалось бы, подумаешь... А на самом деле всё-таки... Скажем, обувь мы чиним... Мелкое, холодное дело. Не так ли? А ведь ботинки у всех есть. И они рвутся. Как тут быть? То же и с чисткой. Маленькое пятнышко, а оно человеку настроение портит. Вы скажете — мелочи, — все больше возвышал голос Семен Семенович. — Конечно, мелочи! Только, по-моему, мелочь — это хуже всего. Большого счастья у нас хватает. Что ж мы его мелочами-то портим? Опять же, кого мы обслуживаем? Ясно кого — друг друга! ещё меня, может, больше народу обслуживает, чем я сам обслуживаю!..