Стакан воды - Страница 49

— Вы думаете, не оставят? — грустно спросил Гребешков.

— Нет, я не в том смысле, — засмеялся представитель, — но комбинату нужно честное руководство, а у вас, по-моему, возможности шире...

— Вы полагаете? — удивлённо сказал Гребешков, потом подумал и неожиданно добавил:—А что же, может быть, и шире.

Но в этот момент его отвлёк очередной оратор — молодой портной из учеников ФЗО. Он разоблачал недавнюю радиофикацию кабин.

—Обман — это худший грех перед народом! — поддержал его следующий оратор из посетителей. — Я у вас часто обслуживаюсь, — объяснил он. — Мы, строительные рабочие, пачкаться мастера. Я давно гляжу — ваш директор на обмане живёт.

Строителя сменила Маша Багрянцева.

—Я давно готовилась, да вот тут все сказали. Я только добавлю, — сердито тряхнула она кудряшками. — Хвалить нас пока не за что. Не заслужили. Но мы своего добьёмся. Чтоб хорошо работать. Вот увидите! Потому что нам стыдно. И рекорды ещё будем выдавать, только настоящие. Как у людей... Мы научимся!

Когда критические выступления достигли наибольшей остроты, у стола президиума появился работник парикмахерского цеха, лысоватый человек, очевидно бывший некогда блондином.

Ещё до начала собрания Петухов условился с ним, что он выступит к концу торжества с поздравлением от своего цеха, и бывший блондин, чтоб скоротать время и приобрести необходимое красноречие, пока что отправился в пивной бар напротив. Сейчас он решил, что его время наступило, и, войдя в зал, сразу потребовал себе слова.

— Пусть скажет! — закричали из зала. — Пусть про парикмахерский цех объяснит!

Бывший блондин противоестественно встряхнул лысиной, как бы откидывая её со лба, заглянул в заготовленную бумажку и громко сказал:

— Славно мы поработали, товарищи! Разрешите поздравить с производственным успехом!

— Как, как? — засмеялись в зале. — Вы что-то, Василий Аполлинариевич, не из той оперы!

Блондин поерошил лысину и с некоторым сомнением уткнулся в свою бумажку. Но тут же успокоился и снова уверенно закричал:

— Но не будем, товарищи, успокаиваться на достигнутом! Под чутким руководством...

Дальше ему говорить не дали. Даже Петухов вскочил и, перекрикивая шум, привычно заголосил:

— Не прав, товарищ, не прав! Недостаточно хорошо работаем. Критиковать нас надо! Бичевать! Ставить вопрос о снятии!..

— Зачем ставить вопрос? — донеслось из зала. — Надо прямо снимать!

— Правильно! — подхватили голоса.

Как бы проснувшись от страшного сна, Петухов вдруг понял, что наступил тот ужасный момент, которого он больше всего боялся, — момент, может быть, последнего снятия!

Кошмарные образы прежних отстранений встали в его остановившихся глазах: увольнение из гостиницы, снятие с транспортной конторы...

—Граждане пассажиры, — неожиданно и страшно закричал он, — почему же это прямо снимать?! Тут надо разобраться. У нас и достижения есть. В средних цифрах план мы выполняем... Трест ещё скажет своё слово, граждане пассажиры!

— Пусть трест скажет! — раздались нетерпеливые голоса в зале.

— По-моему, Семен Семенович прав, — встал представитель треста. — Видимо, проглядели мы!..

— Почему проглядели? — ужаснулся Петухов.

— Об этом мы поговорим завтра. Иван Пахомович прав — дело серьёзное, и разобрать его надо серьёзно.

Собрание расходилось. Боком, ни с кем не прощаясь, выскользнул Петухов. Разгорячено размахивая руками, прошёл Пахомыч. Недоуменно рассматривая свою бумажку, проплыл, покачиваясь, бывший блондин.

Только Гребешков разбирал и складывал забытое всеми праздничное оформление да Гусааков, уже в пальто, раздумывал, что записать в заготовленный заранее протокол торжественного собрания.

В графе «Слушали» стояло: «О производственных достижениях комбината». Что же надо было записать в графе «Постановили»? Наконец Гусааков решительно взял карандаш и старательно вывел: «Постановили: Какие же это достижения?»

Он сунул протокол в планшетку, хотел сказать что-нибудь веселое, но ничего веселого не получилось, и, оглянувшись на Гребешкова, он пробормотал: «Печки-лавочки!..» — и тихо, почти на цыпочках, вышел из зала.

Только теперь Варвара Кузьминична, до сих пор терпеливо поджидавшая в сторонке, подошла к мужу и ласково погладила его по рукаву.

— Да, да, Варя, — сказал Гребешков, — вот так вышло... Ты подождёшь меня? Я только приберу немножко.

— Я на улице подожду тебя, остыну... — ответила Варвара Кузьминична и вышла.

Гребешков заканчивал уборку, когда в комнате вдруг появилась несколько странная пара.

Судя по необычному покрою одежды, оба были иностранцы.

Оп был без шляпы. Она — в шляпе, которой в крайнем случае хватило бы на обоих.

Оба сверкали ботинками и улыбками.

Сидней Дилл, — представился мужчина Гребешкову. — Мисс Джексон, — указал оп на свою спутницу. — Впрочем, только сегодня мисс Джексон, — улыбнулся он, — завтра уже миссис Дилл! Завтра наша свадьба.

— Поздравляю... — удивлённо пожал плечами Семен Семенович. — Но чем могу быть полезен?